02.09.2014 в 23:58
Пишет fandom House of Cards 2014:fandom House of Cards 2014: 3 level | мини + список
Список работ:
Притворись разбитым и сокруши его
Man of Simple Pleasures
Changes
Bloody politics
Название: Притворись разбитым и сокруши его
Переводчик: fandom House of Cards 2014
Бета: fandom House of Cards 2014
Оригинал: postcardmystery - "feign disorder and crush him"; разрешение запрошено
Ссылка на оригинал: http://archiveofourown.org/works/2032230
Размер: мини, 1055 слова в оригинале
Пейринг/Персонажи: Фрэнк Андервуд/Клэр Андервуд, Фрэнк Андервуд/Эдвард Мичам/Клэр Андервуд
Категория: гет, слэш
Жанр: политическая драма
Рейтинг: R
Краткое содержание: Мичам хранит Клэр от пуль, Клэр его — от интриг. Они живут и живут, но Фрэнк как голодный пёс, которого выставили на солнцепёк. Так может длиться вечно, если он сочтет такое возможным — позволить миру отделаться так легко.
Мичам открывает дверь, и Клэр, стуча туфлями от Лабутена, проходит внутрь. И это величайшая из его побед.
Примечание/Предупреждения: трисам; в названии использована цитата из “Искусства войны” Сун Цзы
Канон: ремейк
Для голосования: #. fandom House of Cards 2014 - "Притворись разбитым и сокруши его"
— Он доверяет нам, — говорит Клэр, когда Фрэнк отстраняется, прекратив поцелуй, но в ее словах нет упрека. В каком-то смысле все даже честно, ведь они тоже доверяют ему, хотя определенная несправедливость тут есть: они доверяют немного меньше, они…
— Мы доверяем ему только наши жизни, — отзывается Фрэнк.
Клэр улыбается, совсем чуть-чуть. Он смотрит на то, как медленно разъезжаются уголки её губ, и вцепляется пальцами в простынь, руки дрожат от напряжённой попытки удержаться на грани. Он мог бы ничего не делать и только смотреть, смотреть неё до своего последнего дня.
— Ты можешь умереть от его руки, — говорит Клэр, но Фрэнк знает, что она всего лишь дразнится.
Он запускает пальцы в её волосы, кольцо скользит по коже головы, и она выгибает спину.
— В твоих руках я умираю каждую ночь, — откликается он, вжимаясь лицом в изгиб её шеи.
Она скрещивает лодыжки на его спине: начнем, Макдуф, начнем.
*
— Оставайся с Клэр, — говорит он сотни, тысячи раз.
Его основа, фундамент — он сам: камень, сталь, кровь, изгиб губ, который он старательно прячет на людях, и медлительность речи, слышная то больше, то меньше, в зависимости от того, как он сам считает удобным. Но его стены — не он, а Клэр, и рука на пистолете, рука, вскидывающая оружие, чтобы встать преградой между женой и всем миром. Две половинки его, разделенные и усиленные, чтобы слиться в более совершенное целое. Клэр — искусство, Мичам — война, и о такой армии Сунь Цзы мог бы только мечтать.
Мичам хранит Клэр от пуль, Клэр его — от интриг. Они живут и живут, но Фрэнк как голодный пёс, которого выставили на солнцепёк. Так может длиться вечно, если он сочтет такое возможным — позволить миру отделаться так легко.
Мичам открывает дверь, и Клэр, стуча туфлями от Лабутена, проходит внутрь. И это величайшая из его побед.
*
— Неважно, что я знаю, — говорит Мичам и это, в сущности, так и есть.
Его доверие заслужено, а не куплено, хотя со стороны могло казаться, что оно имело точную цену. Но Фрэнк купил многих и многих, а Мичам был первым, кто взялся за дело, не задавая вопросов, не думая, есть ли вопросы, которые стоит задать.
(Цена. Забавный концепт, который Фрэнк, впрочем, всегда считал ненадёжным. Деньги, в конце концов, — не что иное, как пыль, хотя он старается держать эту мысль при себе, если рассмешить Клэр.)
— В чем-то ты прав, — говорит ему Фрэнк, — Но гораздо важнее то, чего ты не знаешь. И если ты умён настолько, как я считал, ты и сам поймешь почему.
— Важно лишь то, что вы мне говорите, — отвечает Мичам, и Фрэнк хотел бы, чтоб прикосновение губ к его кольцу стало для него неожиданным.
*
Кольцо.
В каком-то смысле это единственное, что принадлежит ему безраздельно, что он позволил себе оставить из тех времен, когда не был Фрэнком Андервудом — именно так, ведь заслужившего кольцо звали Фрэнсис, и именно это имя значилось во всех армейских бумагах. Фрэнсис нёс вздор, дерьмово выглядел и огрызался в ответ, пока не научился использовать нож как лучший из возможных ответов. Фрэнк Андервуд — искусственный образ, но забыть о нём удаётся только в те минуты, когда его голова между ног Клэр или он в полном одиночестве крутит на пальце кольцо, вспоминая долгие жаркие дни, когда было мало еды и много драк, так, словно они остались в прошлой жизни.
Кольцо — чистейшее выражение его сути, выкованное в огне и достаточно твердое, чтоб резать дерево. Оно блестит на свету, отвлекая внимание, и оставляет позади людей со шрамами на лице. Это печать, символ и, прежде всего, шифр: вот он, Фрэнк Андервуд, бывший военный, обучен убивать голыми руками, змеиное красноречие и ни слова правды, полторы сотни лет нищеты на плечах. Он всегда на границе твоего зрения. Ты не знаешь его, и никогда не узнаешь. У тебя даже не получится толком его разглядеть. Не пытайся, не стоит.
Вот ты его видишь. А вот его уже нет.
Ты никогда не увидишь, как он заходит, потому что, когда Фрэнк Андервуд попадется тебе на глаза, это значит, что на ноже уже кровь.
*
— Это не наказание, — говорит Фрэнк и ухмыляется так, что становится ясно — именно это оно и есть.
— Так точно, сэр, — отзывается Мичам, и по его шее тонкой струйкой стекает пот, когда он закрывает дверь, готовый стоять на страже.
Фрэнк берёт Клэр на столе в Овальном кабинете — так просила она — и думает, что ничего на свете нет лучше. Его язык ласкает её клитор, за ним — печать, и он набрасывает на руку флаг, когда трахает её и смеётся, смеётся, смеётся. Она бьётся под ним, и когда снимает руки с его спины, под ногтями — кровь.
— Обожаю кровь на твоих руках, — шепчет он после, и в её глазах — ядерная зима, они обжигают и ранят, и она абсолютно во всём: капли крови на его рубашке, след укуса на внутренней стороне губы.
Когда Мичам открывает перед ней дверь, его руки дрожат.
*
— Вам не нужно меня просить, — говорит Мичам, и клинок в его руках завораживающе быстр. — Вы неправильно поняли. Вам не нужно просить. Прикажите мне, сэр.
— Ох, Эдвард, — говорит Фрэнк, опуская ладонь на загривок Мичама, наклоняясь к нему, — за какие грехи мне послали тебя?
*
Ты думаешь, он забыл. Но это не так.
Клэр пропускает сквозь пальцы волосы Мичама, закон джунглей временно позабыт, оба хищника нежатся и играют. Её запястье кажется хрупким в его огромной руке, но он никогда не сожмёт пальцы. Они красивы и смертельно опасны, и именно этой опасностью хороши. И смертельны именно оттого, как красивы.
Они не знают, что на них смотрят, но знает Фрэнк, и его губы растягивает улыбка.
Он улыбается долгое время, а потом говорит:
— Так значит, никто не любит меня? Не так ли? Не так, друг мой, не так.
Ты моргаешь первым.
Название: Man of Simple Pleasures
Автор: fandom House of Cards 2014
Бета: fandom House of Cards 2014
Размер: мини, 1009 слова
Пейринг/Персонажи: Питер Руссо
Категория: джен
Жанр: драма
Рейтинг: R
Краткое содержание: Больше всего на свете Питер Руссо боялся стать таким же, каким был его отец.
Примечание/Предупреждения: обсценная лексика, алкоголизм, проституция
Канон: ремейк
Для голосования: #. fandom House of Cards 2014 - "Man of Simple Pleasures"
— Ах ты, сука! — отец с такой злостью орал на мать Питера, что еще чуть-чуть и вся улица оказалась бы в курсе скандала. Мальчик же сидел в своей комнате, пытался читать книгу, но преуспел только в том, что стер уголки страниц в пыль.
— Посмотри на себя, ебаный мудак! — мать не оставалась в стороне. Никогда. Отвечала всегда резко и достойно, хотя вся жизнь с отцом Питера сводилась к тому, что ей приходилось терпеть не только его крики и пьянки, но и нескончаемую боль от того, что она не может никуда уйти. Единственное, что давало ей силы продолжать сопротивляться желанию запить и сдохнуть — это Питер. В нем она видела надежду.
Так что когда мальчик оказался на кухне, где родители выясняли отношения, первой замолчала именно она. Отец продолжал браниться и размахивать руками, а мать быстро подошла к Питеру и крепко-крепко его обняла. Он чувствовал, что она вот-вот сорвется и начнет рыдать.
— Мам, не надо... — дрожащим голосом каждый раз произносил Питер, что приводило отца в бешенство.
— Ох, заткнись! — выкрикивал он. — Осталось мне вырастить сына-слюнтяя, который плачется маме...
— Пошел к черту! — мать ни разу не промолчала. — Зато ты показываешь отличный пример, кем ему быть.
— Он станет тем, кем сам себя сделает, так что к херам всё это! — мужчина всегда находил такие слова, которые Питер запоминал моментально.
Особенно эта фраза застряла в нем, как кол, который заставлял его стоять прямо и держаться из последних сил. Только со временем память стерла все цитаты отца, оставляя лишь огромные дыры в сознании Питера.
*
В то ужасное воскресное утро, когда мальчик провожал своего мертвого отца на кладбище, он дал себе обещание, что никогда не притронется к бутылке виски.
Питеру казалось, что он сможет за отца стереть стыд и позор со своей семьи. Будет отлично учиться, найдет безупречную работу, заведет прекрасную семью, и им станет гордиться весь город. Обязательно.
Когда он сам покинет этот мир, никто не скажет, что Господь справедливо забрал трепло и пьяницу, оставившего свою жену и ребенка ради бутылки дешевого алкоголя. Если говорить честно, то этого и не произошло. Жены и детей уже давно не было, а виски был чертовски дорогим.
*
Питер никогда не думал, что очень похож на своих родителей. Он был уверен в том, что ни за что не станет терпеть унижение, и не притронется к алкоголю. Детские воспоминания были для него настолько яркими, что даже на своей первой взрослой вечеринке он решил взять стакан лимонада, а не пиво.
Всё изменилось в тот момент, когда Питер уже получил работу в Конгрессе, и дома его ждала заботливая жена вместе с чудесными детишками. Мысль, что он может расслабиться с друзьями за игрой в карты и вечерним виски, не давала ему спокойно жить. Казалось бы, ну что терять? Это у отца не было постоянной работы, и это мать была несчастлива в браке. Питер же прилежный семьянин, который любит свою жизнь и благодарен судьбе за то, что она наставила его на истинный путь. Все эти счастливые картинки стирали из памяти то, что делает с людьми алкоголь. Один стакан казался забавным баловством, которое можно было остановить в любой момент. Так начинающий конгрессмен успокаивал себя в моменты пробуждения совести.
*
Питер обожал выходные. Пятница становилась для него маленьким праздником, который сопровождался отменными вечеринками в компании двух или трех девушек. Все они боготворили его за разгульный образ жизни, поощряли веселые непристойности, а самое главное — не напоминали ему, кто он такой. С ними он чувствовал себя душой компании и счастливчиком, который настолько силен, что за ночь может уложить несколько самок.
— Давай, давай, дава... — шептала и шептала Питеру очередная девица из его любимого борделя. Которая за неделю? Сбился со счета. Мужчина хотел все больше. Вседозволенность сводила его с ума. Он не торопился проникнуть в блаженное укрытие. Его ладони прикрывали грудь девушки, которая уже изнывала от желания, но мужчина оттягивал момент. Руки спускались все ниже, наслаждаясь приятной бархатистой кожей, которую хотелось ласкать дольше и медленнее. Ему нравилось то, что он владеет ситуацией. И пусть Питер был вдрызг пьян, а жена была готова выгнать его из дома. Зато в данный момент он не давал этой шлюхе кончить, а, значит, у него было всё под контролем.
Возвращаясь же домой, он открывал дверь в прошлое, где чувствовался запах перегара и крики «Ничтожество! Ничтожество! Ничтожество!». Только теперь это все адресовалось ему. Каждый раз жена помогала ему вспомнить о детских наставлениях самому себе. Сколько бы раз он не отрицал свой алкоголизм, все равно оставался лишь один выход — напиться до отключки, чтобы забыть об этом.
Лишь бы не слышать:
Ты станешь своим отцом.
Ты уже стал им.
Остановись.
Питер, остановись.
Но чем громче и отчетливее становился внутренний голос, тем больше Питер хотел скрыться от него. Так на столе оказывались вторая и третья бутылки. Не хотелось возвращаться в детство, но мужчина не мог ничего с собой поделать. Единственное бегство от надоедливых обвинений, которые наоборот уверяли его в том, что он чертовски похож на своего отца, было в алкоголе. Насколько же должно было намучиться подсознание, раз оно решило давить на психику таким образом?
Сначала Питер успокаивал себя, что это все стресс. Работа изматывает, дети слишком шумят, жена кричит, а он один и готов разорваться на миллионы кусочков. Где прятаться? Где искать тайное убежище? На дне стакана? Мужчина лишь смеялся над своими мыслями, но совсем скоро решил, что хватит бороться. Он так долго пытался сделать из себя весельчака, который обожал барбекю на заднем дворе дома, хотя на самом деле хотел лишь выпить с друзьями, которые приносили с собой обжигающую жидкость. И отец был не прав только насчет того, что Питер сможет сделать себя сам. В его генах было стать алкоголиком, так какого черта ему сопротивляться?
В нем сидела назойливая и противная идея того, что он не достоин лучшего. Так мало веры в слова матери, так много ничтожных отцовских поступков перед глазами. Питер сам загнал себя в ловушку, из которой у него был только один выход — в кабак. И пусть у него за плечами были миллионы проектов, которые он так хотел воплотить в жизнь, внутренняя слабость и трусость перед борьбой сковывали его стремление быть лучше и упорнее. Не нужно было обладать серьезной силой, чтобы поставить его на колени и заставить делать то, чего он не хотел. Его уже научили этому в детстве.
Название: Changes
Автор: fandom House of Cards 2014
Бета: fandom House of Cards 2014
Размер: мини, 1128 слов
Пейринг/Персонажи: Гаррет Уокер/Фрэнк Андервуд
Категория: слэш
Жанр: драма, романс
Рейтинг: R
Краткое содержание: Покушение на президента Гаррета Уокера меняет всё — тщательно выстроенные планы Фрэнка Андервуда и собственные взгляды Гаррета на многие вещи.
Примечание/Предупреждения: AU относительно второго сезона
Канон: ремейк
Для голосования: #. fandom House of Cards 2014 - "Changes"
Один-единственный выстрел меняет всё.
Олли Лоуфилд, иракский ветеран и некогда первоклассный снайпер, промахивается совсем чуть-чуть — его руки потеряли прежнюю твёрдость из-за лекарств, которыми Олли пичкали последние четыре года, и пуля попадает президенту Уокеру в грудь, на несколько миллиметров разминувшись с сердцем. Понял ли Олли свою ошибку, не узнает уже никто: его находят на крыше здания, которое он выбрал своим гнездом, с разнесённым черепом. В правой руке у Олли зажат пистолет, и в этот раз он не промахнулся.
*
Гаррет Уокер приходит в себя через месяц после покушения, пролежав всё это время в коме. У постели дежурит осунувшаяся Патриция, прикроватный столик забит вазами с цветами — от Андервудов, от Линды, от Джима Мэттьюса и других.
Грудь крепко стянута бинтами, рана почти не болит, если только он не пытается шевелиться, но слабость во всём теле не позволяет ему удержаться на ногах, когда Гаррет пытается первый раз встать, опираясь на руки жены и Клэр Андервуд, приехавшей в госпиталь сразу, как только ей позвонила Патриция.
Фрэнк приходит к нему на следующий день, прервав ради этого визит в Лондон. Гаррет слабо улыбается, пожимая его руку, и заверяет, что вполне потерпел бы несколько дней, но на самом деле он невероятно рад. Фрэнк выглядит полным энергии, как всегда, но глаза выдают запредельную усталость. Когда он говорит, что рад возвращению Гаррета из мёртвых, это звучит по-настоящему тепло и искренне.
Реймонд не звонит и не приезжает, и причину такого поведения старого друга Гаррет узнаёт не сразу. Только через несколько дней Фрэнк неохотно рассказывает ему, что Реймонд Таск приходил к нему сразу после покушения, предлагая убить Гаррета и оставить Фрэнка на посту президента.
Гаррет смотрит ему в глаза и верит лишь примерно половине его слов — той, что касается Реймонда. Для него так и остаётся загадкой, почему Фрэнк не согласился на этот план.
*
Гаррета выписывают из госпиталя и перевозят в Белый дом. Ещё через три недели Фрэнк официально слагает с себя полномочия исполняющего обязанности президента и передаёт Овальный кабинет его законному владельцу.
На какое-то время кажется, что всё приходит в норму.
*
Он не может спать.
Сначала Гаррет думает, что это просто последствия комы. Такое бывает, он читал в интернете. Но проходит месяц, второй, и становится понятно, что всё намного сложнее.
Гаррет становится нервным и раздражительным. Его ещё хватает на то, чтобы сдерживаться на людях, но когда они с Патрицией остаются одни, он полностью утрачивает контроль над собой, устраивая некрасивые скандалы из-за каждой мелочи.
Она молча глотает оскорбления, а потом тихо плачет, заперевшись в ванной комнате. Гаррет слышит, но никогда не подходит. Он извиняется перед ней, когда она выходит, заплаканная, с красными глазами и свежим макияжем. Она с трудом улыбается и целует его в висок.
*
Он рассказывает о своей проблеме Фрэнку и видит по его глазам, что тот уже знает. Конечно же, Патриция делится всем с Клэр, как он мог забыть. Злость затапливает сознание, Гаррет стискивает зубы, пытаясь совладать с собой, — и чувствует уверенное прикосновение Фрэнка.
— Тебе нужно поговорить с врачом.
— Чтобы тот прописал мне соответствующие лекарства, и я благополучно потерял пост президента, — нервно усмехается Гаррет.
— Ты не сможешь долго скрывать своё состояние, если не обратишься за помощью. Боюсь, у тебя просто нет выбора.
Гаррет вспоминает свои сомнения и подозрения, вспоминает слова Реймонда, с которым не разговаривал с момента выхода из комы, и предостережения Линды Васкез.
Вопрос, который вертится на языке уже несколько месяцев, наконец слетает с губ:
— Почему ты не согласился на план Таска?
Фрэнк отвечает легко и не задумываясь, словно не видит в своих словах ничего особенного:
— Потому что тогда я оказался бы повязан с ним. А Реймонд Таск — не тот человек, от которого мне хотелось бы зависеть.
Гаррет кивает. К его собственному удивлению, этого объяснения ему действительно хватает.
*
Он подаёт в отставку, сославшись на состояние здоровья, пошатнувшегося вследствие ранения. Фрэнк Андервуд приносит присягу и становится сорок шестым президентом Соединённых Штатов Америки.
*
Патриция подаёт на развод и уезжает обратно в Колорадо, к детям, друзьям и старой жизни. Гаррет не сомневается, что она легко вернётся к прошлому.
Он сам остаётся в Вашингтоне. Сначала — потому что слишком привык к этому городу и чувствует себя его частью. Потом — потому что не позволяют Фрэнк и Клэр, оставшиеся его единственными друзьями.
То ли помогают таблетки, выписанные психотерапевтом, то ли просто с уходом в отставку исчезает стресс, но Гаррет снова начинает нормально спать. Сон оказывает поразительное действие: проходит всего полгода, и он уже помогает Фрэнку с составление очередного законопроекта и чувствует себя при этом просто потрясающе.
Ему снова кажется, что всё приходит в норму. Но теперь Гаррет уже помнит, сколь обманчиво это чувство.
*
Он проводит с Фрэнком всё больше и больше времени; тот звонит ему из поездок, жалуется на несговорчивых зарубежных коллег или упрямых губернаторов северных штатов, и Гаррет начинает чувствовать себя его второй женой.
Он даже боится, что Клэр может начать ревновать, но та каждый раз приглашает его к ним на ужин со столь сердечной улыбкой, что невозможно заподозрить её в лицемерии.
Когда Фрэнк собирается ехать в Колорадо, он зовёт Гаррета с собой, и это совершенно логично: поддержка бывшего губернатора, до сих пор любимого жителями штата, не может быть лишней.
Их размещают в отеле, напичканном камерами и охраной; только коридор, ведущий в номер президента, по ультимативному требованию Фрэнка остаётся без камеры, но у дверей стоит верный Мичам, так что бояться, в самом деле, нечего.
Они возвращаются после долгого дня, наполненного встречами, рукопожатиями, улыбками и торжественными речами, переливающими из пустого в порожнее, и Фрэнка приглашает Гаррета выпить в его номере.
Гаррет целует его сам. Он не настолько пьян, чтобы не отдавать себе отчёта в собственных действиях, но взгляды и многозначительные шутки Фрэнка трудно истолковать ошибочно. Конечно, он помнит о том, что Фрэнк — президент, что в Вашингтоне его ждёт жена, но здесь, сейчас они находятся не в Вашингтоне, а в Колорадо, на территории Гаррета, и он не собирается отказываться от того, что ему так неприкрыто предлагают. Он никогда раньше не был с мужчиной, но всё бывает в первый раз, не так ли?
*
Впрочем, в эту ночь первого раза не случается. Фрэнк отсасывает ему с мастерством, выдающим богатый опыт, а затем трахает языком, медленно и почти что нежно, удерживая Гаррета на грани столько, на сколько у него самого хватает выдержки.
Первый раз случается уже в Вашингтоне, через неделю после возвращения, в доме Гаррета, и на этот раз уже он сам заставляет Фрэнка хрипло стонать, запрокидывая голову, и подаваться бёдрами навстречу толкающемуся в него члену.
Видеть Фрэнка таким оказывается чем-то совершенно ошеломляющим, и Гаррет всеми доступными способами показывает, насколько благодарен ему за это.
*
Он просыпается среди ночи, потому что Фрэнка нет в постели. Гаррет находит его в гостиной. Фрэнк сидит на подоконнике и курит.
Гаррет останавливается в дверях и улыбается. Почему-то это зрелище кажется ему совершенно домашним — возможно, потому что он никогда раньше не видел, чтобы Фрэнк курил.
Тот поворачивает голову и тоже чуть заметно улыбается. Вытащив сигарету изо рта, он выдыхает дым, а затем протягивает её Гаррету. Тот несколько мгновений смотрит Фрэнк в глаза, подходит и берёт сигарету.
Название: Bloody politics
Автор: fandom House of Cards 2014
Бета: fandom House of Cards 2014
Размер: мини, 1279 слов
Пейринг/Персонажи: Фрэнк Андервуд/Даг Стэмпер
Категория: слэш
Жанр: slice of life
Рейтинг: R!кинк
Краткое содержание: Даг Стэмпер предан своему хозяину, но, в отличие от многих, он служит не ради возможности занять однажды место рядом с ним и стать вампиром самому.
Примечание/Предупреждения: vampire!AU
Для голосования: #. fandom House of Cards 2014 - "Bloody politics"
Шелест дождя. Отдельные более крупные капли барабанят по крыше автомобиля. Шуршат дворники. Негромко тикает поворотник. Свет уличных фонарей дробится и искажается в плёнке воды, покрывающей лобовое стекло.
Даг очнулся от громкого гудения клаксона. Светофор горел зелёным и, судя по всему, горел уже какое-то время.
Высунув руку в окно и показав красноречивый жест возмущённому водителю стоявшей за ним машины, Даг сдвинулся с места и повернул направо.
Нехватка сна была главным минусом работы на вампиров. Днём ты крутишься среди людей, выполняя порученные тебе дела, ночью — отчитываешься перед шефом и получаешь новые указания. На сон удавалось выделить лишь пару часов в обеденный перерыв, и этого было катастрофически мало. Самим вампирам этого было не понять: даже если по какой-то причине они отказывались от дневного сна, чувство усталости легко устранялось глотком человеческой крови — средством, не доступным для Дага. Не то чтобы он об этом жалел.
Оставив машину на подземной парковке для сотрудников Белого дома, Даг вошёл в лифт и поднялся на нужный этаж.
Фрэнк Андервуд, несмотря на столь ранний для вампиров час, уже был в своём кабинете. Он прилетел из Южной Каролины дневным рейсом, рискуя подставиться под солнечные лучи — в Гэфни, если верить сообщениям метеоканала, сейчас стояли жаркие деньки, — и это наглядно демонстрировало экстренность ситуации.
Впрочем, Даг подозревал, что его боссу просто слишком не терпелось покинуть родной штат и вернуться в столицу, воспользовавшись любым хоть сколько-нибудь серьёзным предлогом.
— Какие новости, Даг?
— Всё тихо. По крайней мере, пока что. Я сумел предотвратить расползание слухов. Не думаю, что моих усилий хватит надолго, но выигранного времени должно быть достаточно, чтобы замести самые очевидные следы.
— Сраный Питер Руссо.
— Этого стоило ожидать.
Фрэнк, не удержавшись, фыркнул:
— Такого я не ожидал даже от этого идиота. И, чёрт, неужели он не мог выбрать чуть менее неудачный момент? Заменить его нетрудно, варианты были и остаются до сих пор, но прямо сейчас придётся потратить слишком много сил на корректировку планов. Сраный Питер Руссо, — повторил он и покачал головой. — Ты должен замять эту историю, Даг. Любыми средствами. К тому моменту, когда слухи всё же просочатся, они не должны иметь ничего общего с реальной ситуацией, я знаю, ты это умеешь. А потом, когда всё утихнет, мы от него отделаемся.
Будь на то воля Дага, он бы сам слил подробности случившегося накануне всем знакомым журналистам, работавшим в Вашингтоне, и после этого с удовольствием наблюдал бы за тем, как Руссо выталкивают на солнечный свет. К сожалению, это поставило бы крест не только на планах Андервуда, но и, скорее всего, на его карьере в целом, а значит — и на карьере самого Дага. Тот не строил иллюзий на свой счёт и прекрасно понимал, что ни один другой политик не даст ему столько полномочий и не окажет такого доверия, как Фрэнк Андервуд. Разумеется, услугами людей пользовались все — люди обладали более стабильной психикой, действовали более последовательно и в целом пользы приносили больше, но назначить человека главой своего штата означало противопоставить себя вековым традициям вампирского общества и вызвать гнев избирателей. Андервуд в своё время решился рискнуть и выиграл, хотя имя Дага Стэмпера всё ещё всплывало всякий раз, когда очередная мелкая шавка пыталась укусить Андервуда за хвост.
— Сколько лет было девочке? — спросил Андервуд, доставая из кармана телефон и набирая сообщение.
— Пятнадцать, — сдержанно ответил Даг, стараясь не показать своего отвращения. Он никогда не обсуждал с шефом своё отношение к вампирам и всегда был подчёркнуто нейтрален. Сейчас это требовало чуть больших усилий, чем обычно, но он был уверен, что справится.
— Ублюдок, — констатировал Андервуд, скривившись. Ему сдерживаться не было смысла, и Даг был за это благодарен. — Каким животным надо быть, чтобы позволять инстинктам взять верх над разумом. Готов поспорить, что он не был голоден.
Именно Андервуд был инициатором ужесточения санкций за нарушение закона, запрещавшего не только обращать детей, но и вообще прикасаться к их крови. Даг не знал, было ли это искренним порывом или ходом в политической игре — с Андервудом никогда нельзя было знать наверняка, хоть он отличался несколько большей сдержанностью и рассудительностью, нежели его собратья.
Эта фирменная вампирская импульсивность была одной из причин, по которым Даг отказался от обращения, когда Андервуд предложил ему такую возможность в благодарность за службу. Андервуд страшно удивился, и с того момента его отношение к помощнику неуловимо изменилось, став более доверительным, более личным. Вампиры редко доверяли людям, и Даг ценил собственную исключительность.
Телефон Андервуда тренькнул, принимая новое сообщение. Прочитав его, вице-президент поморщился.
— Ещё не помешало бы найти новую ручную акулу пера, — пробормотал он.
— Мисс Барнс нас больше не устраивает?
— Мисс Барнс задаёт слишком много вопросов. И слишком откровенно меня домогается. То есть я, конечно, не имею ничего против, но в определённых случаях мне нужно, чтобы она просто делала то, что ей говорят, а не устраивала ролевые игры.
— Я подберу несколько вариантов.
Даг не хотел думать о том, какая судьба ждёт Зоуи Барнс. Он не испытывал к ней ни малейшей симпатии — в отличие от многих других, мисс Барнс сама предложила свои услуги и сама влезла в трясину, наивно рассчитывая выбраться из неё живой либо не вполне живой, но определённо сорвавшей куш. Но, в отличие от Питера Руссо, она ещё не успела сделать ничего, что заслуживало бы строгого наказания.
— Хорошо, я буду ждать, — кивнул Андервуд.
Развязав галстук, он аккуратно повесил его стул и, сев на столешницу, закатал рукава.
— Ненавижу дневные рейсы, — проворчал он и покрутил головой, разминая шею. У вампиров не бывало остеохондроза, но мышцы у них затекали точно так же, как и людей.
Приблизившись, Даг положил ладони ему на плечи, мягко сжав.
— Стоило ли так торопиться? Ситуация под контролем.
— О, поверь, я не сомневался, что ты с ней справишься. — Андервуд закрыл глаза и наклонился немного вперёд, чтобы Дагу было удобнее массировать его напряжённую шею. — Но ты же знаешь, как я ненавижу Южную Каролину.
Даг хмыкнул, довольный своей догадкой.
— Не сомневаюсь, что и вы там не пользуетесь популярностью.
— Осторожнее, я могу и обидеться, — Андервуд улыбнулся, противореча смыслу своих слов.
Вместо ответа Даг коснулся его шеи губами.
Андервуд развернулся стремительно и едва уловимо для человеческого глаза. В следующий момент Даг обнаружил себя лежащим на столе; правой рукой Андервуд сжимал его горло, второй упираясь в столешницу рядом с головой своего помощника. Глаза Андервуда мерцали желтоватыми искорками, вытянувшиеся клыки, не помещаясь во рту, раздвигали губы.
Даг выдержал его взгляд, не моргнув. Он знал, что Андервуду нравится его спокойная покорность — покорность не жертвы, а преданного слуги, готового принять от своего мастера как самую страшную кару, так и сладкую награду.
Склонившись ближе, Андервуд провёл языком по его шее, вдоль пульсирующей под кожей вены. Даг сглотнул, его сердце забилось быстрее, что, разумеется, не укрылось от Андервуда.
Разжав пальцы, сжимавшие его горло, Андервуд провёл ладонью вниз по груди и животу Дага, не отрывая языка и губ от шеи. Он сжал член Дага сквозь ткань брюк и белья и одновременно с его сдавленным выдохом вонзил клыки.
В ушах привычно зашумело, пульс подскочил ещё выше. Даг невольно толкнулся в ладонь Андервуда. Тот втянул клыки, слизнул две капли, скатившиеся из маленьких проколов на шее Дага, и затем поцеловал в губы, делясь ошеломляющим вкусом его собственной крови. Расстегнув брюки Дага и высвободив его член, он провёл по нему пальцем, собирая выступившую смазку и размазывая её по головке. Оторвавшись от Дага, он лизнул ладонь, смачивая её розоватой от крови слюной.
Дагу, уже и так находившемуся на грани, хватило всего нескольких резких движений. Он излился в ладонь Андервуда, пачкая свои брюки и стол, и затих, дыша тяжело и поверхностно.
Андервуд вытер руки влажными салфетками и отвернул обратно закатанные рукава.
— Поезжай домой, Даг. Тебе стоит отдохнуть. И не вздумай сам вести машину — я вызову такси.
Даг сполз со стола и, покачнувшись от головокружения, вцепился пальцами в столешницу. Сил на то, чтобы почиститься самому, не было, и он не стал возражать, когда Андервуд ему помог.
— Что бы я без тебя делал, — шепнул Андервуд ему на ухо, когда Даг уже уходил, и от его голоса по позвоночнику пробежала тёплая волна.
Это было именно то, ради чего Даг ему служил.
URL записиПритворись разбитым и сокруши его
Man of Simple Pleasures
Changes
Bloody politics
Название: Притворись разбитым и сокруши его
Переводчик: fandom House of Cards 2014
Бета: fandom House of Cards 2014
Оригинал: postcardmystery - "feign disorder and crush him"; разрешение запрошено
Ссылка на оригинал: http://archiveofourown.org/works/2032230
Размер: мини, 1055 слова в оригинале
Пейринг/Персонажи: Фрэнк Андервуд/Клэр Андервуд, Фрэнк Андервуд/Эдвард Мичам/Клэр Андервуд
Категория: гет, слэш
Жанр: политическая драма
Рейтинг: R
Краткое содержание: Мичам хранит Клэр от пуль, Клэр его — от интриг. Они живут и живут, но Фрэнк как голодный пёс, которого выставили на солнцепёк. Так может длиться вечно, если он сочтет такое возможным — позволить миру отделаться так легко.
Мичам открывает дверь, и Клэр, стуча туфлями от Лабутена, проходит внутрь. И это величайшая из его побед.
Примечание/Предупреждения: трисам; в названии использована цитата из “Искусства войны” Сун Цзы
Канон: ремейк
Для голосования: #. fandom House of Cards 2014 - "Притворись разбитым и сокруши его"
— Он доверяет нам, — говорит Клэр, когда Фрэнк отстраняется, прекратив поцелуй, но в ее словах нет упрека. В каком-то смысле все даже честно, ведь они тоже доверяют ему, хотя определенная несправедливость тут есть: они доверяют немного меньше, они…
— Мы доверяем ему только наши жизни, — отзывается Фрэнк.
Клэр улыбается, совсем чуть-чуть. Он смотрит на то, как медленно разъезжаются уголки её губ, и вцепляется пальцами в простынь, руки дрожат от напряжённой попытки удержаться на грани. Он мог бы ничего не делать и только смотреть, смотреть неё до своего последнего дня.
— Ты можешь умереть от его руки, — говорит Клэр, но Фрэнк знает, что она всего лишь дразнится.
Он запускает пальцы в её волосы, кольцо скользит по коже головы, и она выгибает спину.
— В твоих руках я умираю каждую ночь, — откликается он, вжимаясь лицом в изгиб её шеи.
Она скрещивает лодыжки на его спине: начнем, Макдуф, начнем.
*
— Оставайся с Клэр, — говорит он сотни, тысячи раз.
Его основа, фундамент — он сам: камень, сталь, кровь, изгиб губ, который он старательно прячет на людях, и медлительность речи, слышная то больше, то меньше, в зависимости от того, как он сам считает удобным. Но его стены — не он, а Клэр, и рука на пистолете, рука, вскидывающая оружие, чтобы встать преградой между женой и всем миром. Две половинки его, разделенные и усиленные, чтобы слиться в более совершенное целое. Клэр — искусство, Мичам — война, и о такой армии Сунь Цзы мог бы только мечтать.
Мичам хранит Клэр от пуль, Клэр его — от интриг. Они живут и живут, но Фрэнк как голодный пёс, которого выставили на солнцепёк. Так может длиться вечно, если он сочтет такое возможным — позволить миру отделаться так легко.
Мичам открывает дверь, и Клэр, стуча туфлями от Лабутена, проходит внутрь. И это величайшая из его побед.
*
— Неважно, что я знаю, — говорит Мичам и это, в сущности, так и есть.
Его доверие заслужено, а не куплено, хотя со стороны могло казаться, что оно имело точную цену. Но Фрэнк купил многих и многих, а Мичам был первым, кто взялся за дело, не задавая вопросов, не думая, есть ли вопросы, которые стоит задать.
(Цена. Забавный концепт, который Фрэнк, впрочем, всегда считал ненадёжным. Деньги, в конце концов, — не что иное, как пыль, хотя он старается держать эту мысль при себе, если рассмешить Клэр.)
— В чем-то ты прав, — говорит ему Фрэнк, — Но гораздо важнее то, чего ты не знаешь. И если ты умён настолько, как я считал, ты и сам поймешь почему.
— Важно лишь то, что вы мне говорите, — отвечает Мичам, и Фрэнк хотел бы, чтоб прикосновение губ к его кольцу стало для него неожиданным.
*
Кольцо.
В каком-то смысле это единственное, что принадлежит ему безраздельно, что он позволил себе оставить из тех времен, когда не был Фрэнком Андервудом — именно так, ведь заслужившего кольцо звали Фрэнсис, и именно это имя значилось во всех армейских бумагах. Фрэнсис нёс вздор, дерьмово выглядел и огрызался в ответ, пока не научился использовать нож как лучший из возможных ответов. Фрэнк Андервуд — искусственный образ, но забыть о нём удаётся только в те минуты, когда его голова между ног Клэр или он в полном одиночестве крутит на пальце кольцо, вспоминая долгие жаркие дни, когда было мало еды и много драк, так, словно они остались в прошлой жизни.
Кольцо — чистейшее выражение его сути, выкованное в огне и достаточно твердое, чтоб резать дерево. Оно блестит на свету, отвлекая внимание, и оставляет позади людей со шрамами на лице. Это печать, символ и, прежде всего, шифр: вот он, Фрэнк Андервуд, бывший военный, обучен убивать голыми руками, змеиное красноречие и ни слова правды, полторы сотни лет нищеты на плечах. Он всегда на границе твоего зрения. Ты не знаешь его, и никогда не узнаешь. У тебя даже не получится толком его разглядеть. Не пытайся, не стоит.
Вот ты его видишь. А вот его уже нет.
Ты никогда не увидишь, как он заходит, потому что, когда Фрэнк Андервуд попадется тебе на глаза, это значит, что на ноже уже кровь.
*
— Это не наказание, — говорит Фрэнк и ухмыляется так, что становится ясно — именно это оно и есть.
— Так точно, сэр, — отзывается Мичам, и по его шее тонкой струйкой стекает пот, когда он закрывает дверь, готовый стоять на страже.
Фрэнк берёт Клэр на столе в Овальном кабинете — так просила она — и думает, что ничего на свете нет лучше. Его язык ласкает её клитор, за ним — печать, и он набрасывает на руку флаг, когда трахает её и смеётся, смеётся, смеётся. Она бьётся под ним, и когда снимает руки с его спины, под ногтями — кровь.
— Обожаю кровь на твоих руках, — шепчет он после, и в её глазах — ядерная зима, они обжигают и ранят, и она абсолютно во всём: капли крови на его рубашке, след укуса на внутренней стороне губы.
Когда Мичам открывает перед ней дверь, его руки дрожат.
*
— Вам не нужно меня просить, — говорит Мичам, и клинок в его руках завораживающе быстр. — Вы неправильно поняли. Вам не нужно просить. Прикажите мне, сэр.
— Ох, Эдвард, — говорит Фрэнк, опуская ладонь на загривок Мичама, наклоняясь к нему, — за какие грехи мне послали тебя?
*
Ты думаешь, он забыл. Но это не так.
Клэр пропускает сквозь пальцы волосы Мичама, закон джунглей временно позабыт, оба хищника нежатся и играют. Её запястье кажется хрупким в его огромной руке, но он никогда не сожмёт пальцы. Они красивы и смертельно опасны, и именно этой опасностью хороши. И смертельны именно оттого, как красивы.
Они не знают, что на них смотрят, но знает Фрэнк, и его губы растягивает улыбка.
Он улыбается долгое время, а потом говорит:
— Так значит, никто не любит меня? Не так ли? Не так, друг мой, не так.
Ты моргаешь первым.
Название: Man of Simple Pleasures
Автор: fandom House of Cards 2014
Бета: fandom House of Cards 2014
Размер: мини, 1009 слова
Пейринг/Персонажи: Питер Руссо
Категория: джен
Жанр: драма
Рейтинг: R
Краткое содержание: Больше всего на свете Питер Руссо боялся стать таким же, каким был его отец.
Примечание/Предупреждения: обсценная лексика, алкоголизм, проституция
Канон: ремейк
Для голосования: #. fandom House of Cards 2014 - "Man of Simple Pleasures"
Here I go once again
Trying hard to pretend
There’s a future in your man made rules
I’ll be governed by the road
Get to shed this heavy load
I see no future
So leave me alone in the past
Kasabian, "Man of Simple Pleasures"
Trying hard to pretend
There’s a future in your man made rules
I’ll be governed by the road
Get to shed this heavy load
I see no future
So leave me alone in the past
Kasabian, "Man of Simple Pleasures"
— Ах ты, сука! — отец с такой злостью орал на мать Питера, что еще чуть-чуть и вся улица оказалась бы в курсе скандала. Мальчик же сидел в своей комнате, пытался читать книгу, но преуспел только в том, что стер уголки страниц в пыль.
— Посмотри на себя, ебаный мудак! — мать не оставалась в стороне. Никогда. Отвечала всегда резко и достойно, хотя вся жизнь с отцом Питера сводилась к тому, что ей приходилось терпеть не только его крики и пьянки, но и нескончаемую боль от того, что она не может никуда уйти. Единственное, что давало ей силы продолжать сопротивляться желанию запить и сдохнуть — это Питер. В нем она видела надежду.
Так что когда мальчик оказался на кухне, где родители выясняли отношения, первой замолчала именно она. Отец продолжал браниться и размахивать руками, а мать быстро подошла к Питеру и крепко-крепко его обняла. Он чувствовал, что она вот-вот сорвется и начнет рыдать.
— Мам, не надо... — дрожащим голосом каждый раз произносил Питер, что приводило отца в бешенство.
— Ох, заткнись! — выкрикивал он. — Осталось мне вырастить сына-слюнтяя, который плачется маме...
— Пошел к черту! — мать ни разу не промолчала. — Зато ты показываешь отличный пример, кем ему быть.
— Он станет тем, кем сам себя сделает, так что к херам всё это! — мужчина всегда находил такие слова, которые Питер запоминал моментально.
Особенно эта фраза застряла в нем, как кол, который заставлял его стоять прямо и держаться из последних сил. Только со временем память стерла все цитаты отца, оставляя лишь огромные дыры в сознании Питера.
*
В то ужасное воскресное утро, когда мальчик провожал своего мертвого отца на кладбище, он дал себе обещание, что никогда не притронется к бутылке виски.
Питеру казалось, что он сможет за отца стереть стыд и позор со своей семьи. Будет отлично учиться, найдет безупречную работу, заведет прекрасную семью, и им станет гордиться весь город. Обязательно.
Когда он сам покинет этот мир, никто не скажет, что Господь справедливо забрал трепло и пьяницу, оставившего свою жену и ребенка ради бутылки дешевого алкоголя. Если говорить честно, то этого и не произошло. Жены и детей уже давно не было, а виски был чертовски дорогим.
*
Питер никогда не думал, что очень похож на своих родителей. Он был уверен в том, что ни за что не станет терпеть унижение, и не притронется к алкоголю. Детские воспоминания были для него настолько яркими, что даже на своей первой взрослой вечеринке он решил взять стакан лимонада, а не пиво.
Всё изменилось в тот момент, когда Питер уже получил работу в Конгрессе, и дома его ждала заботливая жена вместе с чудесными детишками. Мысль, что он может расслабиться с друзьями за игрой в карты и вечерним виски, не давала ему спокойно жить. Казалось бы, ну что терять? Это у отца не было постоянной работы, и это мать была несчастлива в браке. Питер же прилежный семьянин, который любит свою жизнь и благодарен судьбе за то, что она наставила его на истинный путь. Все эти счастливые картинки стирали из памяти то, что делает с людьми алкоголь. Один стакан казался забавным баловством, которое можно было остановить в любой момент. Так начинающий конгрессмен успокаивал себя в моменты пробуждения совести.
*
Питер обожал выходные. Пятница становилась для него маленьким праздником, который сопровождался отменными вечеринками в компании двух или трех девушек. Все они боготворили его за разгульный образ жизни, поощряли веселые непристойности, а самое главное — не напоминали ему, кто он такой. С ними он чувствовал себя душой компании и счастливчиком, который настолько силен, что за ночь может уложить несколько самок.
— Давай, давай, дава... — шептала и шептала Питеру очередная девица из его любимого борделя. Которая за неделю? Сбился со счета. Мужчина хотел все больше. Вседозволенность сводила его с ума. Он не торопился проникнуть в блаженное укрытие. Его ладони прикрывали грудь девушки, которая уже изнывала от желания, но мужчина оттягивал момент. Руки спускались все ниже, наслаждаясь приятной бархатистой кожей, которую хотелось ласкать дольше и медленнее. Ему нравилось то, что он владеет ситуацией. И пусть Питер был вдрызг пьян, а жена была готова выгнать его из дома. Зато в данный момент он не давал этой шлюхе кончить, а, значит, у него было всё под контролем.
Возвращаясь же домой, он открывал дверь в прошлое, где чувствовался запах перегара и крики «Ничтожество! Ничтожество! Ничтожество!». Только теперь это все адресовалось ему. Каждый раз жена помогала ему вспомнить о детских наставлениях самому себе. Сколько бы раз он не отрицал свой алкоголизм, все равно оставался лишь один выход — напиться до отключки, чтобы забыть об этом.
Лишь бы не слышать:
Ты станешь своим отцом.
Ты уже стал им.
Остановись.
Питер, остановись.
Но чем громче и отчетливее становился внутренний голос, тем больше Питер хотел скрыться от него. Так на столе оказывались вторая и третья бутылки. Не хотелось возвращаться в детство, но мужчина не мог ничего с собой поделать. Единственное бегство от надоедливых обвинений, которые наоборот уверяли его в том, что он чертовски похож на своего отца, было в алкоголе. Насколько же должно было намучиться подсознание, раз оно решило давить на психику таким образом?
Сначала Питер успокаивал себя, что это все стресс. Работа изматывает, дети слишком шумят, жена кричит, а он один и готов разорваться на миллионы кусочков. Где прятаться? Где искать тайное убежище? На дне стакана? Мужчина лишь смеялся над своими мыслями, но совсем скоро решил, что хватит бороться. Он так долго пытался сделать из себя весельчака, который обожал барбекю на заднем дворе дома, хотя на самом деле хотел лишь выпить с друзьями, которые приносили с собой обжигающую жидкость. И отец был не прав только насчет того, что Питер сможет сделать себя сам. В его генах было стать алкоголиком, так какого черта ему сопротивляться?
В нем сидела назойливая и противная идея того, что он не достоин лучшего. Так мало веры в слова матери, так много ничтожных отцовских поступков перед глазами. Питер сам загнал себя в ловушку, из которой у него был только один выход — в кабак. И пусть у него за плечами были миллионы проектов, которые он так хотел воплотить в жизнь, внутренняя слабость и трусость перед борьбой сковывали его стремление быть лучше и упорнее. Не нужно было обладать серьезной силой, чтобы поставить его на колени и заставить делать то, чего он не хотел. Его уже научили этому в детстве.
Название: Changes
Автор: fandom House of Cards 2014
Бета: fandom House of Cards 2014
Размер: мини, 1128 слов
Пейринг/Персонажи: Гаррет Уокер/Фрэнк Андервуд
Категория: слэш
Жанр: драма, романс
Рейтинг: R
Краткое содержание: Покушение на президента Гаррета Уокера меняет всё — тщательно выстроенные планы Фрэнка Андервуда и собственные взгляды Гаррета на многие вещи.
Примечание/Предупреждения: AU относительно второго сезона
Канон: ремейк
Для голосования: #. fandom House of Cards 2014 - "Changes"
Один-единственный выстрел меняет всё.
Олли Лоуфилд, иракский ветеран и некогда первоклассный снайпер, промахивается совсем чуть-чуть — его руки потеряли прежнюю твёрдость из-за лекарств, которыми Олли пичкали последние четыре года, и пуля попадает президенту Уокеру в грудь, на несколько миллиметров разминувшись с сердцем. Понял ли Олли свою ошибку, не узнает уже никто: его находят на крыше здания, которое он выбрал своим гнездом, с разнесённым черепом. В правой руке у Олли зажат пистолет, и в этот раз он не промахнулся.
*
Гаррет Уокер приходит в себя через месяц после покушения, пролежав всё это время в коме. У постели дежурит осунувшаяся Патриция, прикроватный столик забит вазами с цветами — от Андервудов, от Линды, от Джима Мэттьюса и других.
Грудь крепко стянута бинтами, рана почти не болит, если только он не пытается шевелиться, но слабость во всём теле не позволяет ему удержаться на ногах, когда Гаррет пытается первый раз встать, опираясь на руки жены и Клэр Андервуд, приехавшей в госпиталь сразу, как только ей позвонила Патриция.
Фрэнк приходит к нему на следующий день, прервав ради этого визит в Лондон. Гаррет слабо улыбается, пожимая его руку, и заверяет, что вполне потерпел бы несколько дней, но на самом деле он невероятно рад. Фрэнк выглядит полным энергии, как всегда, но глаза выдают запредельную усталость. Когда он говорит, что рад возвращению Гаррета из мёртвых, это звучит по-настоящему тепло и искренне.
Реймонд не звонит и не приезжает, и причину такого поведения старого друга Гаррет узнаёт не сразу. Только через несколько дней Фрэнк неохотно рассказывает ему, что Реймонд Таск приходил к нему сразу после покушения, предлагая убить Гаррета и оставить Фрэнка на посту президента.
Гаррет смотрит ему в глаза и верит лишь примерно половине его слов — той, что касается Реймонда. Для него так и остаётся загадкой, почему Фрэнк не согласился на этот план.
*
Гаррета выписывают из госпиталя и перевозят в Белый дом. Ещё через три недели Фрэнк официально слагает с себя полномочия исполняющего обязанности президента и передаёт Овальный кабинет его законному владельцу.
На какое-то время кажется, что всё приходит в норму.
*
Он не может спать.
Сначала Гаррет думает, что это просто последствия комы. Такое бывает, он читал в интернете. Но проходит месяц, второй, и становится понятно, что всё намного сложнее.
Гаррет становится нервным и раздражительным. Его ещё хватает на то, чтобы сдерживаться на людях, но когда они с Патрицией остаются одни, он полностью утрачивает контроль над собой, устраивая некрасивые скандалы из-за каждой мелочи.
Она молча глотает оскорбления, а потом тихо плачет, заперевшись в ванной комнате. Гаррет слышит, но никогда не подходит. Он извиняется перед ней, когда она выходит, заплаканная, с красными глазами и свежим макияжем. Она с трудом улыбается и целует его в висок.
*
Он рассказывает о своей проблеме Фрэнку и видит по его глазам, что тот уже знает. Конечно же, Патриция делится всем с Клэр, как он мог забыть. Злость затапливает сознание, Гаррет стискивает зубы, пытаясь совладать с собой, — и чувствует уверенное прикосновение Фрэнка.
— Тебе нужно поговорить с врачом.
— Чтобы тот прописал мне соответствующие лекарства, и я благополучно потерял пост президента, — нервно усмехается Гаррет.
— Ты не сможешь долго скрывать своё состояние, если не обратишься за помощью. Боюсь, у тебя просто нет выбора.
Гаррет вспоминает свои сомнения и подозрения, вспоминает слова Реймонда, с которым не разговаривал с момента выхода из комы, и предостережения Линды Васкез.
Вопрос, который вертится на языке уже несколько месяцев, наконец слетает с губ:
— Почему ты не согласился на план Таска?
Фрэнк отвечает легко и не задумываясь, словно не видит в своих словах ничего особенного:
— Потому что тогда я оказался бы повязан с ним. А Реймонд Таск — не тот человек, от которого мне хотелось бы зависеть.
Гаррет кивает. К его собственному удивлению, этого объяснения ему действительно хватает.
*
Он подаёт в отставку, сославшись на состояние здоровья, пошатнувшегося вследствие ранения. Фрэнк Андервуд приносит присягу и становится сорок шестым президентом Соединённых Штатов Америки.
*
Патриция подаёт на развод и уезжает обратно в Колорадо, к детям, друзьям и старой жизни. Гаррет не сомневается, что она легко вернётся к прошлому.
Он сам остаётся в Вашингтоне. Сначала — потому что слишком привык к этому городу и чувствует себя его частью. Потом — потому что не позволяют Фрэнк и Клэр, оставшиеся его единственными друзьями.
То ли помогают таблетки, выписанные психотерапевтом, то ли просто с уходом в отставку исчезает стресс, но Гаррет снова начинает нормально спать. Сон оказывает поразительное действие: проходит всего полгода, и он уже помогает Фрэнку с составление очередного законопроекта и чувствует себя при этом просто потрясающе.
Ему снова кажется, что всё приходит в норму. Но теперь Гаррет уже помнит, сколь обманчиво это чувство.
*
Он проводит с Фрэнком всё больше и больше времени; тот звонит ему из поездок, жалуется на несговорчивых зарубежных коллег или упрямых губернаторов северных штатов, и Гаррет начинает чувствовать себя его второй женой.
Он даже боится, что Клэр может начать ревновать, но та каждый раз приглашает его к ним на ужин со столь сердечной улыбкой, что невозможно заподозрить её в лицемерии.
Когда Фрэнк собирается ехать в Колорадо, он зовёт Гаррета с собой, и это совершенно логично: поддержка бывшего губернатора, до сих пор любимого жителями штата, не может быть лишней.
Их размещают в отеле, напичканном камерами и охраной; только коридор, ведущий в номер президента, по ультимативному требованию Фрэнка остаётся без камеры, но у дверей стоит верный Мичам, так что бояться, в самом деле, нечего.
Они возвращаются после долгого дня, наполненного встречами, рукопожатиями, улыбками и торжественными речами, переливающими из пустого в порожнее, и Фрэнка приглашает Гаррета выпить в его номере.
Гаррет целует его сам. Он не настолько пьян, чтобы не отдавать себе отчёта в собственных действиях, но взгляды и многозначительные шутки Фрэнка трудно истолковать ошибочно. Конечно, он помнит о том, что Фрэнк — президент, что в Вашингтоне его ждёт жена, но здесь, сейчас они находятся не в Вашингтоне, а в Колорадо, на территории Гаррета, и он не собирается отказываться от того, что ему так неприкрыто предлагают. Он никогда раньше не был с мужчиной, но всё бывает в первый раз, не так ли?
*
Впрочем, в эту ночь первого раза не случается. Фрэнк отсасывает ему с мастерством, выдающим богатый опыт, а затем трахает языком, медленно и почти что нежно, удерживая Гаррета на грани столько, на сколько у него самого хватает выдержки.
Первый раз случается уже в Вашингтоне, через неделю после возвращения, в доме Гаррета, и на этот раз уже он сам заставляет Фрэнка хрипло стонать, запрокидывая голову, и подаваться бёдрами навстречу толкающемуся в него члену.
Видеть Фрэнка таким оказывается чем-то совершенно ошеломляющим, и Гаррет всеми доступными способами показывает, насколько благодарен ему за это.
*
Он просыпается среди ночи, потому что Фрэнка нет в постели. Гаррет находит его в гостиной. Фрэнк сидит на подоконнике и курит.
Гаррет останавливается в дверях и улыбается. Почему-то это зрелище кажется ему совершенно домашним — возможно, потому что он никогда раньше не видел, чтобы Фрэнк курил.
Тот поворачивает голову и тоже чуть заметно улыбается. Вытащив сигарету изо рта, он выдыхает дым, а затем протягивает её Гаррету. Тот несколько мгновений смотрит Фрэнк в глаза, подходит и берёт сигарету.
Название: Bloody politics
Автор: fandom House of Cards 2014
Бета: fandom House of Cards 2014
Размер: мини, 1279 слов
Пейринг/Персонажи: Фрэнк Андервуд/Даг Стэмпер
Категория: слэш
Жанр: slice of life
Рейтинг: R!кинк
Краткое содержание: Даг Стэмпер предан своему хозяину, но, в отличие от многих, он служит не ради возможности занять однажды место рядом с ним и стать вампиром самому.
Примечание/Предупреждения: vampire!AU
Для голосования: #. fandom House of Cards 2014 - "Bloody politics"
Шелест дождя. Отдельные более крупные капли барабанят по крыше автомобиля. Шуршат дворники. Негромко тикает поворотник. Свет уличных фонарей дробится и искажается в плёнке воды, покрывающей лобовое стекло.
Даг очнулся от громкого гудения клаксона. Светофор горел зелёным и, судя по всему, горел уже какое-то время.
Высунув руку в окно и показав красноречивый жест возмущённому водителю стоявшей за ним машины, Даг сдвинулся с места и повернул направо.
Нехватка сна была главным минусом работы на вампиров. Днём ты крутишься среди людей, выполняя порученные тебе дела, ночью — отчитываешься перед шефом и получаешь новые указания. На сон удавалось выделить лишь пару часов в обеденный перерыв, и этого было катастрофически мало. Самим вампирам этого было не понять: даже если по какой-то причине они отказывались от дневного сна, чувство усталости легко устранялось глотком человеческой крови — средством, не доступным для Дага. Не то чтобы он об этом жалел.
Оставив машину на подземной парковке для сотрудников Белого дома, Даг вошёл в лифт и поднялся на нужный этаж.
Фрэнк Андервуд, несмотря на столь ранний для вампиров час, уже был в своём кабинете. Он прилетел из Южной Каролины дневным рейсом, рискуя подставиться под солнечные лучи — в Гэфни, если верить сообщениям метеоканала, сейчас стояли жаркие деньки, — и это наглядно демонстрировало экстренность ситуации.
Впрочем, Даг подозревал, что его боссу просто слишком не терпелось покинуть родной штат и вернуться в столицу, воспользовавшись любым хоть сколько-нибудь серьёзным предлогом.
— Какие новости, Даг?
— Всё тихо. По крайней мере, пока что. Я сумел предотвратить расползание слухов. Не думаю, что моих усилий хватит надолго, но выигранного времени должно быть достаточно, чтобы замести самые очевидные следы.
— Сраный Питер Руссо.
— Этого стоило ожидать.
Фрэнк, не удержавшись, фыркнул:
— Такого я не ожидал даже от этого идиота. И, чёрт, неужели он не мог выбрать чуть менее неудачный момент? Заменить его нетрудно, варианты были и остаются до сих пор, но прямо сейчас придётся потратить слишком много сил на корректировку планов. Сраный Питер Руссо, — повторил он и покачал головой. — Ты должен замять эту историю, Даг. Любыми средствами. К тому моменту, когда слухи всё же просочатся, они не должны иметь ничего общего с реальной ситуацией, я знаю, ты это умеешь. А потом, когда всё утихнет, мы от него отделаемся.
Будь на то воля Дага, он бы сам слил подробности случившегося накануне всем знакомым журналистам, работавшим в Вашингтоне, и после этого с удовольствием наблюдал бы за тем, как Руссо выталкивают на солнечный свет. К сожалению, это поставило бы крест не только на планах Андервуда, но и, скорее всего, на его карьере в целом, а значит — и на карьере самого Дага. Тот не строил иллюзий на свой счёт и прекрасно понимал, что ни один другой политик не даст ему столько полномочий и не окажет такого доверия, как Фрэнк Андервуд. Разумеется, услугами людей пользовались все — люди обладали более стабильной психикой, действовали более последовательно и в целом пользы приносили больше, но назначить человека главой своего штата означало противопоставить себя вековым традициям вампирского общества и вызвать гнев избирателей. Андервуд в своё время решился рискнуть и выиграл, хотя имя Дага Стэмпера всё ещё всплывало всякий раз, когда очередная мелкая шавка пыталась укусить Андервуда за хвост.
— Сколько лет было девочке? — спросил Андервуд, доставая из кармана телефон и набирая сообщение.
— Пятнадцать, — сдержанно ответил Даг, стараясь не показать своего отвращения. Он никогда не обсуждал с шефом своё отношение к вампирам и всегда был подчёркнуто нейтрален. Сейчас это требовало чуть больших усилий, чем обычно, но он был уверен, что справится.
— Ублюдок, — констатировал Андервуд, скривившись. Ему сдерживаться не было смысла, и Даг был за это благодарен. — Каким животным надо быть, чтобы позволять инстинктам взять верх над разумом. Готов поспорить, что он не был голоден.
Именно Андервуд был инициатором ужесточения санкций за нарушение закона, запрещавшего не только обращать детей, но и вообще прикасаться к их крови. Даг не знал, было ли это искренним порывом или ходом в политической игре — с Андервудом никогда нельзя было знать наверняка, хоть он отличался несколько большей сдержанностью и рассудительностью, нежели его собратья.
Эта фирменная вампирская импульсивность была одной из причин, по которым Даг отказался от обращения, когда Андервуд предложил ему такую возможность в благодарность за службу. Андервуд страшно удивился, и с того момента его отношение к помощнику неуловимо изменилось, став более доверительным, более личным. Вампиры редко доверяли людям, и Даг ценил собственную исключительность.
Телефон Андервуда тренькнул, принимая новое сообщение. Прочитав его, вице-президент поморщился.
— Ещё не помешало бы найти новую ручную акулу пера, — пробормотал он.
— Мисс Барнс нас больше не устраивает?
— Мисс Барнс задаёт слишком много вопросов. И слишком откровенно меня домогается. То есть я, конечно, не имею ничего против, но в определённых случаях мне нужно, чтобы она просто делала то, что ей говорят, а не устраивала ролевые игры.
— Я подберу несколько вариантов.
Даг не хотел думать о том, какая судьба ждёт Зоуи Барнс. Он не испытывал к ней ни малейшей симпатии — в отличие от многих других, мисс Барнс сама предложила свои услуги и сама влезла в трясину, наивно рассчитывая выбраться из неё живой либо не вполне живой, но определённо сорвавшей куш. Но, в отличие от Питера Руссо, она ещё не успела сделать ничего, что заслуживало бы строгого наказания.
— Хорошо, я буду ждать, — кивнул Андервуд.
Развязав галстук, он аккуратно повесил его стул и, сев на столешницу, закатал рукава.
— Ненавижу дневные рейсы, — проворчал он и покрутил головой, разминая шею. У вампиров не бывало остеохондроза, но мышцы у них затекали точно так же, как и людей.
Приблизившись, Даг положил ладони ему на плечи, мягко сжав.
— Стоило ли так торопиться? Ситуация под контролем.
— О, поверь, я не сомневался, что ты с ней справишься. — Андервуд закрыл глаза и наклонился немного вперёд, чтобы Дагу было удобнее массировать его напряжённую шею. — Но ты же знаешь, как я ненавижу Южную Каролину.
Даг хмыкнул, довольный своей догадкой.
— Не сомневаюсь, что и вы там не пользуетесь популярностью.
— Осторожнее, я могу и обидеться, — Андервуд улыбнулся, противореча смыслу своих слов.
Вместо ответа Даг коснулся его шеи губами.
Андервуд развернулся стремительно и едва уловимо для человеческого глаза. В следующий момент Даг обнаружил себя лежащим на столе; правой рукой Андервуд сжимал его горло, второй упираясь в столешницу рядом с головой своего помощника. Глаза Андервуда мерцали желтоватыми искорками, вытянувшиеся клыки, не помещаясь во рту, раздвигали губы.
Даг выдержал его взгляд, не моргнув. Он знал, что Андервуду нравится его спокойная покорность — покорность не жертвы, а преданного слуги, готового принять от своего мастера как самую страшную кару, так и сладкую награду.
Склонившись ближе, Андервуд провёл языком по его шее, вдоль пульсирующей под кожей вены. Даг сглотнул, его сердце забилось быстрее, что, разумеется, не укрылось от Андервуда.
Разжав пальцы, сжимавшие его горло, Андервуд провёл ладонью вниз по груди и животу Дага, не отрывая языка и губ от шеи. Он сжал член Дага сквозь ткань брюк и белья и одновременно с его сдавленным выдохом вонзил клыки.
В ушах привычно зашумело, пульс подскочил ещё выше. Даг невольно толкнулся в ладонь Андервуда. Тот втянул клыки, слизнул две капли, скатившиеся из маленьких проколов на шее Дага, и затем поцеловал в губы, делясь ошеломляющим вкусом его собственной крови. Расстегнув брюки Дага и высвободив его член, он провёл по нему пальцем, собирая выступившую смазку и размазывая её по головке. Оторвавшись от Дага, он лизнул ладонь, смачивая её розоватой от крови слюной.
Дагу, уже и так находившемуся на грани, хватило всего нескольких резких движений. Он излился в ладонь Андервуда, пачкая свои брюки и стол, и затих, дыша тяжело и поверхностно.
Андервуд вытер руки влажными салфетками и отвернул обратно закатанные рукава.
— Поезжай домой, Даг. Тебе стоит отдохнуть. И не вздумай сам вести машину — я вызову такси.
Даг сполз со стола и, покачнувшись от головокружения, вцепился пальцами в столешницу. Сил на то, чтобы почиститься самому, не было, и он не стал возражать, когда Андервуд ему помог.
— Что бы я без тебя делал, — шепнул Андервуд ему на ухо, когда Даг уже уходил, и от его голоса по позвоночнику пробежала тёплая волна.
Это было именно то, ради чего Даг ему служил.